(no subject)

Вчера Sekiguchi-sensei рассказал историю (которую я потом, кстати, не нашел в Сети - на английском, естественно; кто знает, может быть, в японоязычной части она на каждом углу).

В Японии даже император китаец дети, когда обожгутся, отдергивают руку с криком 熱い atsui (горячо), а когда, скажем, уколются, то с криком 痛い itai (больно), вместо универсального бессмысленного вопля.

Так вот, сын ирландца и гречанки Патрик Лафкадио Хирн, приехав в конце XIX века в Японию по заданию газеты, в которой работал, отказался возвращаться, женился на японке и был принят в клан ее родителей (и стал, соответственно, Yakumo Koizumi).

(Тут, кстати, еще одна история, наверняка апокрифическая, уж больно она ловко вставляется в стереотипное "радушное отношение простого японского люда к иноземцам", о котором так много пишет Бут: Хирн в детстве, подравшись на улице, как-то повредил левый глаз и левую сторону лица вообще, его страшно задразнили, и с тех пор он всегда (в том числе на фотографиях) пытался поворачиваться правым боком, носил широкополые шляпы, прикрывал глаз рукой и так далее; и вот он едет в поезде через какую-то сельскую местность, спрятавшись за книгой, а пейзанка напротив настойчиво предлагает ему еду - доходит до того, что ей приходится на него прикрикнуть, чтобы он взял наконец ее рисовый колобок или что там; он открывает лицо, ожидая ахов и вздохов, и - ничего не происходит, вообще, они общаются (ну, насколько возможно, японский он тогда знал на моем примерно уровне), и он решает остаться в этой чудесной стране (альтернативная интерпретация: его общий вид уже настолько никуда не лезет, что лишний шрам под глазом - ничто; кто их знает, этих рыжих демонов - может, они все так устроены?))

По протекции Бэзила Чемберлена он получает место учителя в какое-то заштатной школе, потом в менее заштатной, и добирается до профессора английской литературы в Токийском Университете, все время рассказывая ученикам, что с виду он, конечно, махровый гайдзин, но в душе - исключительно японец. Где-то по дороге (где именно, история умалчивает) ученики решают проверить, насколько это так: мажут маслом нижнюю ступеньку лестницы и устраивают тотализатор - когда сэнсей грохнется, будет ли первым словом из его уст itai, как подобает человеку, или ouch!, в манере пришлецов из-за моря?

Утверждается, что Хирн испытание выдержал.

(no subject)

Вчера Sekiguchi-sensei рассказал историю (которую я потом, кстати, не нашел в Сети - на английском, естественно; кто знает, может быть, в японоязычной части она на каждом углу).

В Японии даже император китаец дети, когда обожгутся, отдергивают руку с криком 熱い atsui (горячо), а когда, скажем, уколются, то с криком 痛い itai (больно), вместо универсального бессмысленного вопля.

Так вот, сын ирландца и гречанки Патрик Лафкадио Хирн, приехав в конце XIX века в Японию по заданию газеты, в которой работал, отказался возвращаться, женился на японке и был принят в клан ее родителей (и стал, соответственно, Yakumo Koizumi).

(Тут, кстати, еще одна история, наверняка апокрифическая, уж больно она ловко вставляется в стереотипное "радушное отношение простого японского люда к иноземцам", о котором так много пишет Бут: Хирн в детстве, подравшись на улице, как-то повредил левый глаз и левую сторону лица вообще, его страшно задразнили, и с тех пор он всегда (в том числе на фотографиях) пытался поворачиваться правым боком, носил широкополые шляпы, прикрывал глаз рукой и так далее; и вот он едет в поезде через какую-то сельскую местность, спрятавшись за книгой, а пейзанка напротив настойчиво предлагает ему еду - доходит до того, что ей приходится на него прикрикнуть, чтобы он взял наконец ее рисовый колобок или что там; он открывает лицо, ожидая ахов и вздохов, и - ничего не происходит, вообще, они общаются (ну, насколько возможно, японский он тогда знал на моем примерно уровне), и он решает остаться в этой чудесной стране (альтернативная интерпретация: его общий вид уже настолько никуда не лезет, что лишний шрам под глазом - ничто; кто их знает, этих рыжих демонов - может, они все так устроены?))

По протекции Бэзила Чемберлена он получает место учителя в какое-то заштатной школе, потом в менее заштатной, и добирается до профессора английской литературы в Токийском Университете, все время рассказывая ученикам, что с виду он, конечно, махровый гайдзин, но в душе - исключительно японец. Где-то по дороге (где именно, история умалчивает) ученики решают проверить, насколько это так: мажут маслом нижнюю ступеньку лестницы и устраивают тотализатор - когда сэнсей грохнется, будет ли первым словом из его уст itai, как подобает человеку, или ouch!, в манере пришлецов из-за моря?

Утверждается, что Хирн испытание выдержал.

(no subject)

Интересно, а ведь пропеллерные самолеты (не турбопропы, а нормальные, внутреннего сгорания) никак, вроде бы, не страдают от этой пыли? Тем более, она так высоко. Неужели не найдется для премьера норвежского какой-нибудь Centurion, Bonanza, Saratoga - перегнать на юг Франции, туда его из Штатов доставить, и в два прыжка с дозаправкой будет дома.

Upd. Вспомнил, у кого был этот рассказ - у Фредрика Брауна, назывался "Waveries" ("Волновики" в переводе).

(no subject)

Интересно, а ведь пропеллерные самолеты (не турбопропы, а нормальные, внутреннего сгорания) никак, вроде бы, не страдают от этой пыли? Тем более, она так высоко. Неужели не найдется для премьера норвежского какой-нибудь Centurion, Bonanza, Saratoga - перегнать на юг Франции, туда его из Штатов доставить, и в два прыжка с дозаправкой будет дома.

Upd. Вспомнил, у кого был этот рассказ - у Фредрика Брауна, назывался "Waveries" ("Волновики" в переводе).