(no subject)

Даррел, к примеру, любит слово slake - действительно любит, потому что использует во всех его смыслах; в прямом, гашеная известь и увлажненная дождем глина, но и ненасытное лето, успокоенные мысли, даже неутолимая ледяная река желания.

Мало, что на другом языке это все разные слова; мне пришло в голову, что ни одно из них, на самом деле, не подходит даже в своем узком применении, просто потому, что не производит такого же впечатления, как оригинал - где буквы складываются во что-то безвольно-пассивное, с действительно содовым, алкалинным привкусом; после шипения "с" идет "л", стремящееся быть мягким, насколько это позволяют правила произношения, но растворяется в долгом "а", с довеском опять же смягченного "к". Слово, которое можно представить в виде центра спирали, по которой лениво поворачивается предложение, вовлекающее в кружение параграф, а потом и всю страницу, литературное Большое Красное Пятно; и это одно только, заметное мне лишь по причине непривычно высокой частоты употребления.

В советские времена частью культуры кинодубляжа являлся и подбор реплик, которые звучали похоже на движение губ на экране. Не часть ли это также и долга переводчика перед текстом? Если да, то вовсе конец.

Или все это - артефакт как раз чужацкого, неестественного, в чем-то препарирующего взгляда, а врожденный владелец языка и не увидит?

(no subject)

Даррел, к примеру, любит слово slake - действительно любит, потому что использует во всех его смыслах; в прямом, гашеная известь и увлажненная дождем глина, но и ненасытное лето, успокоенные мысли, даже неутолимая ледяная река желания.

Мало, что на другом языке это все разные слова; мне пришло в голову, что ни одно из них, на самом деле, не подходит даже в своем узком применении, просто потому, что не производит такого же впечатления, как оригинал - где буквы складываются во что-то безвольно-пассивное, с действительно содовым, алкалинным привкусом; после шипения "с" идет "л", стремящееся быть мягким, насколько это позволяют правила произношения, но растворяется в долгом "а", с довеском опять же смягченного "к". Слово, которое можно представить в виде центра спирали, по которой лениво поворачивается предложение, вовлекающее в кружение параграф, а потом и всю страницу, литературное Большое Красное Пятно; и это одно только, заметное мне лишь по причине непривычно высокой частоты употребления.

В советские времена частью культуры кинодубляжа являлся и подбор реплик, которые звучали похоже на движение губ на экране. Не часть ли это также и долга переводчика перед текстом? Если да, то вовсе конец.

Или все это - артефакт как раз чужацкого, неестественного, в чем-то препарирующего взгляда, а врожденный владелец языка и не увидит?