Feb. 21st, 2007

Several years ago, alarmed motorists called highway officials to report that cows grazing in a marshy area near the I-4 bridge were drowning.
The cattle were just sinking a little in the soft pasture, so DOT workers programmed a sign to read: "The cow is OK."
Несколько лет назад обеспокоенные водители засыпали дорожную службу телефонными звонками, сообщая, что коровы, пасущиеся в болотистой низменности вблизи моста, по которому проходит шоссе I-4, сейчас утонут.
Рогатый скот всего лишь увязал немного в мягкой почве. Работники транспортного ведомства вывесили на матричном дорожном знаке сообщение: "Корова в порядке".


На самом деле, заметка о том, что перепрограммировали такой знак, чтобы он сообщал "Автогонки - отстой. Все по домам". Это, говорят, кто-то из своих - потому что вскрыли (то есть, попросту открыли - он был не заперт) ящик с программатором, подрубили внешнюю клавиатуру и воспользовались правильным паролем. А запрошлой весной хакнули в окрестностях Детройта знаки с предупреждениями о ремонте дороги вдоль шоссе I-75 (они подключены к сети), и пару часов на них стояло SPEED LIMIT 100 MPH GO GO GO.
Several years ago, alarmed motorists called highway officials to report that cows grazing in a marshy area near the I-4 bridge were drowning.
The cattle were just sinking a little in the soft pasture, so DOT workers programmed a sign to read: "The cow is OK."
Несколько лет назад обеспокоенные водители засыпали дорожную службу телефонными звонками, сообщая, что коровы, пасущиеся в болотистой низменности вблизи моста, по которому проходит шоссе I-4, сейчас утонут.
Рогатый скот всего лишь увязал немного в мягкой почве. Работники транспортного ведомства вывесили на матричном дорожном знаке сообщение: "Корова в порядке".


На самом деле, заметка о том, что перепрограммировали такой знак, чтобы он сообщал "Автогонки - отстой. Все по домам". Это, говорят, кто-то из своих - потому что вскрыли (то есть, попросту открыли - он был не заперт) ящик с программатором, подрубили внешнюю клавиатуру и воспользовались правильным паролем. А запрошлой весной хакнули в окрестностях Детройта знаки с предупреждениями о ремонте дороги вдоль шоссе I-75 (они подключены к сети), и пару часов на них стояло SPEED LIMIT 100 MPH GO GO GO.
a7sharp9: (chord)
Вот еще одна загадка разрешилась. Каким образом модный итальянский владелец эстрадного оркестра 60-х годов прошлого века, умеренно безголосый (что не помешало ему с этим оркестром напевать время от времени, и даже записаться в какой-то момент в сан-ремонтники), ухитрился сочинить босса-нову настолько нестандартную и вместе с тем правильную по духу, что даже Жильберту ее принял, как свою. Собственно, вклад итальянцев в книгу стандартов вообще невелик крайне, и тем более удивительно, что такой популярности, да еще в таком стиле, добился даже и не джазовый, по большому счету, музыкант, хотя таковых в Италии вполне достаточно.

Очень просто. Ничего подобного он не делал. Он-то как раз написал вполне себе итальянскую песенку, которую и пел сурово и сдержанно, alla breve, на две вторых. И то, что в его композиции в последних четырех тактах стояла одна только нота, которую можно было тянуть или бросать по желанию, но никуда деваться от шестнадцатитактовой смирительной рубашки она не позволяла - его ничуть не обеспокоило.
Read more... )
Дальше - из книги "Bossa Nova: The Story Of The Brazilian Music That Seduced The World".
"In July 1963 he [João Gilberto] left New York for Europe with João Donato, who had come out from California especially to accompany him, together with double bassist Tião Neto and drummer Milton Banana. Astrud went with them, but only as João's wife, although the marriage was already breaking up  — her rendition of "The Girl Grom Ipanema" remain unpublished and she did not sing at any of the group's performances. They started in Rome, where they spent a week at Foro Italico, and then left for Viareggio, in the south of Italy, where they packed the Bussolotto, the private function room of an enormous show hall called La Bussola. The four of them never rehearsed together, and João Gilberto and João Donato spent the entire show laughing under their breath at others' mistakes, but even so, according to Tião Neto, the performance was sensational.
The Bussolotto was a private room on the top floor, frequented by intellectuals. In the large ground-floor hall, Bruno Martino's orchestra played hully-gullies and counteracted with a bolero written by conductor, called "Estate"  — which, many years later, João Gilberto would remember and record."
В июле 1963 года он [Жоау Жильберту] выехал из Нью-Йорка в Европу вместе с Жоау Донату (который специально прибыл из Калифорнии, чтобы сопровождать его), контрабасистом Тиау Нету и перкуссионистом Милтоном Банана. Аштруд тоже поехала с ними, но исключительно в роли жены Жоау, хотя их брак уже почти распался к тому времени; ее исполнение "Девушки из Ипанемы" так и лежало неизданным, и ни на одном из концертов группы она не пела. Начали они с Рима, где неделю играли в "Форо Италико" [спортивно-концертный комплекс, бывший "Форо Муссолини" - a7], а потом переместились в Виареджо, на юге Италии, где с аншлагом выступили в "Буссолотто" [буссолечка, маленький компасик - a7], частном клубе при огромном зале "Ля Буссола". Все вместе, вчетвером, они никогда не репетировали, и Жильберту с Донату весь концерт хихикали потихоньку над ошибками остальных, но даже несмотря на это, по словам Нету, отыграли они потрясающе.
"Буссолотто" помещался в небольшой комнате на верхнем этаже, и ходила туда местная интеллигенция. А внизу, в главном зале, народ выплясывал под оркестр Бруно Мартино, который противостоял им при помощи болеро, написанного дирижером, под названием "Estate" - его, спустя много лет, Жоау Жильберту вспомнит и запишет.


Память Жильберту, разумеется, сохранила только то, что было нужно, освободив нежнейшую бабочку из итальянской куколки. Появилась пульсация, вылепились недостающие акценты, дополнив гаплоидный их набор в оригинале, а главное - бесконечная тупая пауза была безжалостно иссечена вполовину. Эта форма "4 по 14 тактов" как раз и довершила превращение.
Read more... )
Да, Жильберту поет здесь по-итальянски, но при этом произносит "эШтáтэ", "дЖипинджéва" и "пассáтУ". В какой-то момент он, кажется, почти на полный такт отстает от собственной гитары; впрочем, через несколько секунд он уже на полтакта впереди. Ничего более платонически-боссановного мне слышать просто не приходилось.

Именно в таком виде песенка про лето и вошла в канон, хотя Мартино по-прежнему числится как ее автор.

Собственно, она явилась катализатором моего шапочного знакомства с Двоскиным, лучшим контрабасистом бывшего Союза, который работает теперь, обучая студентов в двух мелких колледжах в окрестностях Вашингтона, а по воскресеньям играет - сначала в качестве сопровождения для поздно-завтракающих в роскошном отеле где-то в центре, а потом, к вечеру, приезжает в крохотную гостиничку на Дюпоне (тем не менее, самую старую из непрерывно действующих в городе) и вкалывает там три часа, как правило - дуэтом с гитаристом (но один раз, когда я там случился, в качестве второго инструмента была флейта).
Read more... )
Изображен он как раз в углу проходной гостиной, которая служит предбанником к ресторану. Я уж не помню, как я вышел на эту запись, но присутствие на ней шестой дорожки сняло все вопросы о том, покупать или нет, и оказалось, что рассылает диски, грубо говоря, он сам. Дальше я уже выяснил это расписание и твердо решил съездить и взять автограф. Так и езжу, уже лет пять.
Да, однажды получилось с ним ее там сыграть.

Более того, то же самое воспоминание о лете открыло для меня позднего Бейкера. От этом я уже неоднократно упоминал, и поэтому помолчу на этот раз, только восполню дыру (танцы об архитектуре без приложения самой архитектуры) в первой из записей.
Read more... )
Второе исполнение, с Катрином и Рассинфосом, залинковано во второй ссылке. Сделаны они, кстати, с интервалом в пару недель, причем окончательный, казалось бы, полностью безнадежный вариант в безударном трио - как раз первым. А на итальянской сессии, в принципе, играет на сопрано-саксе Диана Вавра, которая сопровождала и поддерживала Бейкера в последние годы - на всех дорожках, кроме этой. Видимо, куда-то совсем внутрь он не пускал никого из близких. Изначально песня называлась "Odio l'estate", "Ненавистное лето".

Ну, остальное - просто для кучи, очень многие играют ее "чтобы было красиво", не исключая, к сожалению, Пасса и Тильманса.
Read more... )
А у любимого Петруччиани есть несколько довольно разных исполнений, но почти во всех он сбивается на патетику. Вот это, пожалуй, наиболее сдержанное.
Read more... )
И, с итальянскими сайдменами (записанными в Японии), мы возвращаемся в каком-то смысле к истокам.
a7sharp9: (chord)
Вот еще одна загадка разрешилась. Каким образом модный итальянский владелец эстрадного оркестра 60-х годов прошлого века, умеренно безголосый (что не помешало ему с этим оркестром напевать время от времени, и даже записаться в какой-то момент в сан-ремонтники), ухитрился сочинить босса-нову настолько нестандартную и вместе с тем правильную по духу, что даже Жильберту ее принял, как свою. Собственно, вклад итальянцев в книгу стандартов вообще невелик крайне, и тем более удивительно, что такой популярности, да еще в таком стиле, добился даже и не джазовый, по большому счету, музыкант, хотя таковых в Италии вполне достаточно.

Очень просто. Ничего подобного он не делал. Он-то как раз написал вполне себе итальянскую песенку, которую и пел сурово и сдержанно, alla breve, на две вторых. И то, что в его композиции в последних четырех тактах стояла одна только нота, которую можно было тянуть или бросать по желанию, но никуда деваться от шестнадцатитактовой смирительной рубашки она не позволяла - его ничуть не обеспокоило.
Read more... )
Дальше - из книги "Bossa Nova: The Story Of The Brazilian Music That Seduced The World".
"In July 1963 he [João Gilberto] left New York for Europe with João Donato, who had come out from California especially to accompany him, together with double bassist Tião Neto and drummer Milton Banana. Astrud went with them, but only as João's wife, although the marriage was already breaking up  — her rendition of "The Girl Grom Ipanema" remain unpublished and she did not sing at any of the group's performances. They started in Rome, where they spent a week at Foro Italico, and then left for Viareggio, in the south of Italy, where they packed the Bussolotto, the private function room of an enormous show hall called La Bussola. The four of them never rehearsed together, and João Gilberto and João Donato spent the entire show laughing under their breath at others' mistakes, but even so, according to Tião Neto, the performance was sensational.
The Bussolotto was a private room on the top floor, frequented by intellectuals. In the large ground-floor hall, Bruno Martino's orchestra played hully-gullies and counteracted with a bolero written by conductor, called "Estate"  — which, many years later, João Gilberto would remember and record."
В июле 1963 года он [Жоау Жильберту] выехал из Нью-Йорка в Европу вместе с Жоау Донату (который специально прибыл из Калифорнии, чтобы сопровождать его), контрабасистом Тиау Нету и перкуссионистом Милтоном Банана. Аштруд тоже поехала с ними, но исключительно в роли жены Жоау, хотя их брак уже почти распался к тому времени; ее исполнение "Девушки из Ипанемы" так и лежало неизданным, и ни на одном из концертов группы она не пела. Начали они с Рима, где неделю играли в "Форо Италико" [спортивно-концертный комплекс, бывший "Форо Муссолини" - a7], а потом переместились в Виареджо, на юге Италии, где с аншлагом выступили в "Буссолотто" [буссолечка, маленький компасик - a7], частном клубе при огромном зале "Ля Буссола". Все вместе, вчетвером, они никогда не репетировали, и Жильберту с Донату весь концерт хихикали потихоньку над ошибками остальных, но даже несмотря на это, по словам Нету, отыграли они потрясающе.
"Буссолотто" помещался в небольшой комнате на верхнем этаже, и ходила туда местная интеллигенция. А внизу, в главном зале, народ выплясывал под оркестр Бруно Мартино, который противостоял им при помощи болеро, написанного дирижером, под названием "Estate" - его, спустя много лет, Жоау Жильберту вспомнит и запишет.


Память Жильберту, разумеется, сохранила только то, что было нужно, освободив нежнейшую бабочку из итальянской куколки. Появилась пульсация, вылепились недостающие акценты, дополнив гаплоидный их набор в оригинале, а главное - бесконечная тупая пауза была безжалостно иссечена вполовину. Эта форма "4 по 14 тактов" как раз и довершила превращение.
Read more... )
Да, Жильберту поет здесь по-итальянски, но при этом произносит "эШтáтэ", "дЖипинджéва" и "пассáтУ". В какой-то момент он, кажется, почти на полный такт отстает от собственной гитары; впрочем, через несколько секунд он уже на полтакта впереди. Ничего более платонически-боссановного мне слышать просто не приходилось.

Именно в таком виде песенка про лето и вошла в канон, хотя Мартино по-прежнему числится как ее автор.

Собственно, она явилась катализатором моего шапочного знакомства с Двоскиным, лучшим контрабасистом бывшего Союза, который работает теперь, обучая студентов в двух мелких колледжах в окрестностях Вашингтона, а по воскресеньям играет - сначала в качестве сопровождения для поздно-завтракающих в роскошном отеле где-то в центре, а потом, к вечеру, приезжает в крохотную гостиничку на Дюпоне (тем не менее, самую старую из непрерывно действующих в городе) и вкалывает там три часа, как правило - дуэтом с гитаристом (но один раз, когда я там случился, в качестве второго инструмента была флейта).
Read more... )
Изображен он как раз в углу проходной гостиной, которая служит предбанником к ресторану. Я уж не помню, как я вышел на эту запись, но присутствие на ней шестой дорожки сняло все вопросы о том, покупать или нет, и оказалось, что рассылает диски, грубо говоря, он сам. Дальше я уже выяснил это расписание и твердо решил съездить и взять автограф. Так и езжу, уже лет пять.
Да, однажды получилось с ним ее там сыграть.

Более того, то же самое воспоминание о лете открыло для меня позднего Бейкера. От этом я уже неоднократно упоминал, и поэтому помолчу на этот раз, только восполню дыру (танцы об архитектуре без приложения самой архитектуры) в первой из записей.
Read more... )
Второе исполнение, с Катрином и Рассинфосом, залинковано во второй ссылке. Сделаны они, кстати, с интервалом в пару недель, причем окончательный, казалось бы, полностью безнадежный вариант в безударном трио - как раз первым. А на итальянской сессии, в принципе, играет на сопрано-саксе Диана Вавра, которая сопровождала и поддерживала Бейкера в последние годы - на всех дорожках, кроме этой. Видимо, куда-то совсем внутрь он не пускал никого из близких. Изначально песня называлась "Odio l'estate", "Ненавистное лето".

Ну, остальное - просто для кучи, очень многие играют ее "чтобы было красиво", не исключая, к сожалению, Пасса и Тильманса.
Read more... )
А у любимого Петруччиани есть несколько довольно разных исполнений, но почти во всех он сбивается на патетику. Вот это, пожалуй, наиболее сдержанное.
Read more... )
И, с итальянскими сайдменами (записанными в Японии), мы возвращаемся в каком-то смысле к истокам.
Гитарный мастер раскраивает пятнадцатидолларовый столик из Икеи на три гитары в 15 сотен каждая.
Read more... )
via boingboing
Гитарный мастер раскраивает пятнадцатидолларовый столик из Икеи на три гитары в 15 сотен каждая.
Read more... )
via boingboing
a7sharp9: (thinking)
По следам записи [info]Крошки Торта задался вопросом: почему во всех европейских языках дети прилетают на аистах или находятся в капусте - так, что культурного барьера между русскоговорящим и лузофоном не возникает?

Очень скоро нашел, конечно же, лекцию Эко о символах, где бедный аист служит в качестве примера и потому прогоняется от народных немецких и голландских сказок (на которых останавливается этимологический словарь, и которых было бы, наверное, достаточно для удовлетворения моего любопытства) через возрожденческих монахов, Софокла и Плутарха до "Иероглифики" Гораполлона и дальше, в протосемитские языки.

Впрочем, тут-то все и закончится: наши дети аистов на крышах уже не видят, да и почему в капусте, им тоже не понять - ведь не в той же, которая лежит в супермаркете, завернутая в пленку, а in the cabbage patch, на грядке, между торчащих кочанов, под отогнувшимся листом, а где теперь та грядка.
a7sharp9: (thinking)
По следам записи [info]Крошки Торта задался вопросом: почему во всех европейских языках дети прилетают на аистах или находятся в капусте - так, что культурного барьера между русскоговорящим и лузофоном не возникает?

Очень скоро нашел, конечно же, лекцию Эко о символах, где бедный аист служит в качестве примера и потому прогоняется от народных немецких и голландских сказок (на которых останавливается этимологический словарь, и которых было бы, наверное, достаточно для удовлетворения моего любопытства) через возрожденческих монахов, Софокла и Плутарха до "Иероглифики" Гораполлона и дальше, в протосемитские языки.

Впрочем, тут-то все и закончится: наши дети аистов на крышах уже не видят, да и почему в капусте, им тоже не понять - ведь не в той же, которая лежит в супермаркете, завернутая в пленку, а in the cabbage patch, на грядке, между торчащих кочанов, под отогнувшимся листом, а где теперь та грядка.

December 2018

S M T W T F S
      1
2345678
9101112131415
161718192021 22
23242526272829
3031     

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Aug. 26th, 2025 11:19 am
Powered by Dreamwidth Studios