(no subject)
Oct. 3rd, 2004 10:36 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
a7sharp9 Гадюка исчезла в высокой траве. А еще через десять минут (черт подери) там же исчезла и тропинка. Я потыкался немного в разные стороны и обнаружил, что, если залезть на булыжник повыше, то передо мной откроется захватывающая дух панорама, в которой преобладают крыши любовных отелей и красно-белые трубы нейлоновой фабрики. Естественный абрис окрестных холмов, с виду более доступных, перебивался четко марширующими в ногу, абсолютно прямыми полосами молодых лесопосадок, на одном и том же расстоянии друг от друга. Я зачерпнул пригоршню сладкой воды из небольшого ручейка, сбегавшего между корнями кедров, поплелся в том направлении, где мне брезжила вершина, и достиг ее вскоре после одиннадцати.
Один из биографов Сайго поместил на вершине Энодаке расчищенное поле в тысячу квадратных метров, а посередине его установил хижину, где великий человек и его повстанцы, изгнав небольшой и весьма удивленный отряд имперских пехотинцев, провели оставшиеся темные часы перед туманным утром - первым утром побега. Этот биограф пускается дальше в пространное перечисление того, что Сайго нашел в вышеупомянутой избушке (пятьдесят новеньких винтовок "Маузер" с полным боекомплектом, шестьдесят литров сакэ, несметное количество десятикилограммовых жестянок с тушенкой и значительный запас риса). На самом же деле места на верхушке было едва достаточно, чтобы установить пугало, а ни о какой хижине речи идти не могло. Куда бы я ни посмотрел, склоны горы представляли собой безумное переплетение кустов в рост человека; я провел полчаса, путаясь в них в поисках какого-нибудь способа спуститься в долину реки Хори, где Сайго скрывался следующие два дня под прикрытием неисчезающего тумана. Никакого намека на тропу я не обнаружил, и было совершенно ясно, что попытка идти напролом через терновник и папоротники очень быстро закончится для меня смертью тысячи разрезов. Я залез обратно и какое-то время пытался увидеть проплешины в густом подлеске. Их не нашлось; не встретилось моему взгляду и ни одного ориентира, на который я мог бы взять азимут. Поскольку перспектива провести ночь в качестве пищи для ос и гадюк мне не казалась привлекательной, а день обещал еще не меньше семи часов светлого времени, я кое-как проследил свой путь обратно вниз по склону, обошел осиное гнездо, и около часу пополудни сбросил с себя рюкзак, прибыв снова к порогу бакалеи в Хёно. Старая женщина, дай ей бог здоровья, полностью воздержалась от ехидных смешков, а вместо этого молча вынесла мне пива.
Рубаху на мне после утренней прогулки можно было выжимать; пожалуй, она была даже мокрее, чем в тот раз, когда я стал первым со времени оккупации Японией Каролинских островов человеком, не считая самих микронезийцев, который пересек джунгли острова Понапе пешком. Вообще я в жизни совершил немало дурацких поступков, но все они так или иначе делались не зря, приносили в результате какую-то награду. На Понапе я, в качестве награды, приплелся в отель с растянутым сухожилием на ноге (несомненно, как объяснил мне мой спутник из местных, вследствие того, что я потревожил лесных духов), с ног до головы в грязи, поту и плесени, опираясь на палку и жестоко прихрамывая, и обнаружил там Стивена Соларза, члена Палаты Представителей от штата Нью-Йорк, обвешанного леями, в руке - двойное виски, в углу рта - толстенная сигара, рассказывающего ресторанному залу, упакованному американскими политиками, их женами и десятком агентов спецслужб, как он рад, что ему довелось узнать "настоящую" Микронезию. У стены помещался небольшой хор, составленный из миловидных островных детишек, который выводил под управлением американского миссионера и под его гитарный аккомпанемент: "Мы снова собрались, чтоб восславить Его". При каждом упоминании Его они делали широкий жест в сторону конгрессмена Соларза.
Вознаграждением же за то, что мне довелось узнать настоящую Энодаке, явилась возможность посидеть в углу крохотного магазинчика, раздетым по пояс, за двумя бутылками пива и сосиской, при этом развлекая трех полнотелых, хихикающих внучек хозяйки (которые не отрывали глаз от волдыря на моей руке и поминутно восклицали "О-о-о-о-о!") байками о захватывающих приключениях, в то время, как моя рубаха поджаривалась под палящим солнцем, распяленная на замаранном рюкзаке. Потом в лавку зашли женщины в шляпах, только что вернувшиеся с полей, они сняли накомарники, утерли лица и торжественно поклонились мне.
- Он лазил на Энодаке, - пояснила старушка.
Они поклонились еще раз и предложили мне холодного ячменного отвара. Посыльный зашел в магазин и пополнил запасы сладостей на полках. Мне он сказал, что я выгляжу года на двадцать три (за что я его поблагодарил), и что когда он учился в начальной школе, учителя поддерживали тропу на Энодаке в приличном состоянии, но в последние годы никто ей не занимался, совсем никто, а пользуются ею теперь только "всякие чокнутые, которые по горам лазят".
<== Раньше *** К оглавлению *** Дальше ==>
Один из биографов Сайго поместил на вершине Энодаке расчищенное поле в тысячу квадратных метров, а посередине его установил хижину, где великий человек и его повстанцы, изгнав небольшой и весьма удивленный отряд имперских пехотинцев, провели оставшиеся темные часы перед туманным утром - первым утром побега. Этот биограф пускается дальше в пространное перечисление того, что Сайго нашел в вышеупомянутой избушке (пятьдесят новеньких винтовок "Маузер" с полным боекомплектом, шестьдесят литров сакэ, несметное количество десятикилограммовых жестянок с тушенкой и значительный запас риса). На самом же деле места на верхушке было едва достаточно, чтобы установить пугало, а ни о какой хижине речи идти не могло. Куда бы я ни посмотрел, склоны горы представляли собой безумное переплетение кустов в рост человека; я провел полчаса, путаясь в них в поисках какого-нибудь способа спуститься в долину реки Хори, где Сайго скрывался следующие два дня под прикрытием неисчезающего тумана. Никакого намека на тропу я не обнаружил, и было совершенно ясно, что попытка идти напролом через терновник и папоротники очень быстро закончится для меня смертью тысячи разрезов. Я залез обратно и какое-то время пытался увидеть проплешины в густом подлеске. Их не нашлось; не встретилось моему взгляду и ни одного ориентира, на который я мог бы взять азимут. Поскольку перспектива провести ночь в качестве пищи для ос и гадюк мне не казалась привлекательной, а день обещал еще не меньше семи часов светлого времени, я кое-как проследил свой путь обратно вниз по склону, обошел осиное гнездо, и около часу пополудни сбросил с себя рюкзак, прибыв снова к порогу бакалеи в Хёно. Старая женщина, дай ей бог здоровья, полностью воздержалась от ехидных смешков, а вместо этого молча вынесла мне пива.
Рубаху на мне после утренней прогулки можно было выжимать; пожалуй, она была даже мокрее, чем в тот раз, когда я стал первым со времени оккупации Японией Каролинских островов человеком, не считая самих микронезийцев, который пересек джунгли острова Понапе пешком. Вообще я в жизни совершил немало дурацких поступков, но все они так или иначе делались не зря, приносили в результате какую-то награду. На Понапе я, в качестве награды, приплелся в отель с растянутым сухожилием на ноге (несомненно, как объяснил мне мой спутник из местных, вследствие того, что я потревожил лесных духов), с ног до головы в грязи, поту и плесени, опираясь на палку и жестоко прихрамывая, и обнаружил там Стивена Соларза, члена Палаты Представителей от штата Нью-Йорк, обвешанного леями, в руке - двойное виски, в углу рта - толстенная сигара, рассказывающего ресторанному залу, упакованному американскими политиками, их женами и десятком агентов спецслужб, как он рад, что ему довелось узнать "настоящую" Микронезию. У стены помещался небольшой хор, составленный из миловидных островных детишек, который выводил под управлением американского миссионера и под его гитарный аккомпанемент: "Мы снова собрались, чтоб восславить Его". При каждом упоминании Его они делали широкий жест в сторону конгрессмена Соларза.
Вознаграждением же за то, что мне довелось узнать настоящую Энодаке, явилась возможность посидеть в углу крохотного магазинчика, раздетым по пояс, за двумя бутылками пива и сосиской, при этом развлекая трех полнотелых, хихикающих внучек хозяйки (которые не отрывали глаз от волдыря на моей руке и поминутно восклицали "О-о-о-о-о!") байками о захватывающих приключениях, в то время, как моя рубаха поджаривалась под палящим солнцем, распяленная на замаранном рюкзаке. Потом в лавку зашли женщины в шляпах, только что вернувшиеся с полей, они сняли накомарники, утерли лица и торжественно поклонились мне.
- Он лазил на Энодаке, - пояснила старушка.
Они поклонились еще раз и предложили мне холодного ячменного отвара. Посыльный зашел в магазин и пополнил запасы сладостей на полках. Мне он сказал, что я выгляжу года на двадцать три (за что я его поблагодарил), и что когда он учился в начальной школе, учителя поддерживали тропу на Энодаке в приличном состоянии, но в последние годы никто ей не занимался, совсем никто, а пользуются ею теперь только "всякие чокнутые, которые по горам лазят".
<== Раньше *** К оглавлению *** Дальше ==>