(no subject)

В течение полутора лет, с первого записанного в самом конце 1959 эксперимента под названием "Portrait in Jazz" и до вырубленного целым куском летом 1961 "Waltz for Debby", Билл Эванс находился, насколько я понимаю, так близко к идеальному для себя состоянию, как вообще возможно в этом мире. Идеи, толпившиеся у него в голове, и музыка, выходившая из-под пальцев, на тот момент не имели никаких параллелей, и по всем законам вероятности он должен был бы просто запереться в одиночку в студии, но против всех этих законов нашелся человек, который думал и играл на той же волне, и им оказался Скотт ЛаФаро, молодой басист - с которым Эванс встретился, на самом деле, еще даже годом раньше.

`Scott was quite a good-looking guy -- young, vital. His hair was slightly curly, blondish -- Italian but blond. Fair skin. He was intense in experiencing anything but bullshit, not wanting to waste time. And yet selecting values that others might not think worth their attention. He was discriminating about where quality might lie. He didn't overlook traditional playing, realizing it could contribute a great deal to his ultimate product.
Scott was in life right up to the hilt, but he wasn't going to mess with indulging in experiments with drugs. Once in a while he might smoke a little pot or something but it didn't mean anything. He was a physically clean pure kind of cat.'
"Скотт был видным парнем - молодой, энергичный. Волосы вьются немного, светловатые - итальянского типа, но светлые. Его тянуло пробовать все подряд, лишь бы не полное барахло, чтобы не терять время зря. Но он обращал внимание и на то, что другим не показалось бы достойным. Очень хорошо разбирался, где настоящее. Скажем, не отказывался играть в традиционном стиле, понимая, что это может ему очень помочь в том, чего он хотел достичь.
Скотт по жизни зажигал на всю катушку, но ни с какими наркотиками возиться не желал. Ну, может быть, иногда покурит травки, но это все так. Физически он был такой, очень чистый чувак." - Билл Эванс.
( Read more... )

Но речь сейчас не о нем самом, а о его контрабасе. Тот бас, который звучит на поздних записях трио с Эвансом и Мотяном (Motian, не могу называть его Моушн, хотя он сам так говорит), достался ему по случаю. ЛаФаро попросил Рэда Митчелла найти для него инструмент, и тот откопал где-то в американской глуши прекрасную, начала XIX века "басовую скрипку" (bass violin), мастера Авраама Прескотта, трехчетвертную, в хорошем состоянии внешне, но совершенно разбитую и дребезжащую. Притащил ее в Нью-Йорк (город), и там третий басист, Джордж Дювивье (вот это меня еще восхищает, эта цеховая запросто-солидарность), предложил поехать к своему мастеру (ну, как девочки делятся адресами маникюрщиц) - тоже в деревне какой-то на просторах нью-йоркщины.

Мастер этот, Сэм Кольштейн, впечатлился и инструментом, и его будущим хозяином (ЛаФаро пристроился там к одному из контрабасов, пока эти двое разговаривали, и Кольштейн вспоминает: "Звуки, которые доносились из подсобки - это было что-то, я такого в жизни не слышал. Умопомрачительно!"), и согласился восстановить бас без денег, в бессрочный кредит; "отдашь, когда сможешь". И восстановил.

`It [LaFaro's bass] had a marvelous sustaining and resonating quality. He'd be playing in the hotel room and hit a quadruple stop that was a harmonious sound, and then set the bass down on its side, and it seemed the sound just rang and rang for so long.'
Он [контрабас ЛаФаро] обладал удивительной звучностью и резонансом. Скотт мог в гостиничном номере взять аккорд на всех четырех струнах, звучащий при этом гармонично, а потом положить бас на бок, и звук все тянулся и тянулся. - Билл Эванс

Вечером 5 июля 1961 года ЛаФаро с другом, после концерта, заехал к каким-то знакомым. "Они были сильно набравшись, поэтому я [Гэп Манджоне, пианист, гостивший в том же доме] сказал им - "Оставайтесь". Фрэнк [Оттли, друг ЛаФаро] с хозяйкой ушли, а мы со Скоттом остались в гостиной, пили кофе, слушали пластинки. Я поставил Чета Бейкера, и вот вам ирония, Скотт сказал тогда: "Одна из величайших американских трагедий. Чет мог бы добиться такого же успеха, как Майлз, а вместо этого - наркотики, тюрьма, и все к черту". Часа через три Скотт был уже в сознании, но очень усталый. Когда эти вернулись, он настоял на том, чтобы сразу же ехать обратно, хотя мы пытались их оставить, дать ему отдохнуть немного. Ну, Скотт и Фрэнк влезли обратно в машину, огромный такой "Крайслер", контрабас в багажнике, и поехали к шоссе, по дороге номер 20. А потом я прочел, что они врезались в дерево, машина сгорела. Оба погибли."

Сэм Кольштейн выкупил останки контрабаса (гриф был разбит в щепки и сильно обгорел) на распродаже личных вещей ЛаФаро, но очень долгое время не хотел к нему даже прикасаться. И только когда прошло 25 лет, в 1986, его брат Барри уговорил его приняться за вторую реставрацию; через пару лет намечалась большая международная конференция басистов в Лос Анджелесе, которая должна была пройти под знаком памяти о ЛаФаро. Этих двух лет ему хватило.
( Read more... )

Верхняя дека - наборная, цельная пихта
Нижняя дека - цельный клен, эбонит по центральному шву
Обечайка - цельный клен, подобран к нижней деке
Гриф - копия оригинального Прескотта, выполнена Барри Кольштейном в 1987 г.
Колки - копия оригинальных Парсоновских
Лак - темно-янтарный
Мензура - 41 1/4 дюйма

Контрабас находится сейчас в семье Кольштейнов, и на продажу не предлагается. Инструмент был выставлен перед публикой единственный раз, для сбора средств в пользу благотворительного фонда Милта Хинтона (предоставляющего стипендии для молодых басистов).
( Read more... )

(no subject)

В течение полутора лет, с первого записанного в самом конце 1959 эксперимента под названием "Portrait in Jazz" и до вырубленного целым куском летом 1961 "Waltz for Debby", Билл Эванс находился, насколько я понимаю, так близко к идеальному для себя состоянию, как вообще возможно в этом мире. Идеи, толпившиеся у него в голове, и музыка, выходившая из-под пальцев, на тот момент не имели никаких параллелей, и по всем законам вероятности он должен был бы просто запереться в одиночку в студии, но против всех этих законов нашелся человек, который думал и играл на той же волне, и им оказался Скотт ЛаФаро, молодой басист - с которым Эванс встретился, на самом деле, еще даже годом раньше.

`Scott was quite a good-looking guy -- young, vital. His hair was slightly curly, blondish -- Italian but blond. Fair skin. He was intense in experiencing anything but bullshit, not wanting to waste time. And yet selecting values that others might not think worth their attention. He was discriminating about where quality might lie. He didn't overlook traditional playing, realizing it could contribute a great deal to his ultimate product.
Scott was in life right up to the hilt, but he wasn't going to mess with indulging in experiments with drugs. Once in a while he might smoke a little pot or something but it didn't mean anything. He was a physically clean pure kind of cat.'
"Скотт был видным парнем - молодой, энергичный. Волосы вьются немного, светловатые - итальянского типа, но светлые. Его тянуло пробовать все подряд, лишь бы не полное барахло, чтобы не терять время зря. Но он обращал внимание и на то, что другим не показалось бы достойным. Очень хорошо разбирался, где настоящее. Скажем, не отказывался играть в традиционном стиле, понимая, что это может ему очень помочь в том, чего он хотел достичь.
Скотт по жизни зажигал на всю катушку, но ни с какими наркотиками возиться не желал. Ну, может быть, иногда покурит травки, но это все так. Физически он был такой, очень чистый чувак." - Билл Эванс.
( Read more... )

Но речь сейчас не о нем самом, а о его контрабасе. Тот бас, который звучит на поздних записях трио с Эвансом и Мотяном (Motian, не могу называть его Моушн, хотя он сам так говорит), достался ему по случаю. ЛаФаро попросил Рэда Митчелла найти для него инструмент, и тот откопал где-то в американской глуши прекрасную, начала XIX века "басовую скрипку" (bass violin), мастера Авраама Прескотта, трехчетвертную, в хорошем состоянии внешне, но совершенно разбитую и дребезжащую. Притащил ее в Нью-Йорк (город), и там третий басист, Джордж Дювивье (вот это меня еще восхищает, эта цеховая запросто-солидарность), предложил поехать к своему мастеру (ну, как девочки делятся адресами маникюрщиц) - тоже в деревне какой-то на просторах нью-йоркщины.

Мастер этот, Сэм Кольштейн, впечатлился и инструментом, и его будущим хозяином (ЛаФаро пристроился там к одному из контрабасов, пока эти двое разговаривали, и Кольштейн вспоминает: "Звуки, которые доносились из подсобки - это было что-то, я такого в жизни не слышал. Умопомрачительно!"), и согласился восстановить бас без денег, в бессрочный кредит; "отдашь, когда сможешь". И восстановил.

`It [LaFaro's bass] had a marvelous sustaining and resonating quality. He'd be playing in the hotel room and hit a quadruple stop that was a harmonious sound, and then set the bass down on its side, and it seemed the sound just rang and rang for so long.'
Он [контрабас ЛаФаро] обладал удивительной звучностью и резонансом. Скотт мог в гостиничном номере взять аккорд на всех четырех струнах, звучащий при этом гармонично, а потом положить бас на бок, и звук все тянулся и тянулся. - Билл Эванс

Вечером 5 июля 1961 года ЛаФаро с другом, после концерта, заехал к каким-то знакомым. "Они были сильно набравшись, поэтому я [Гэп Манджоне, пианист, гостивший в том же доме] сказал им - "Оставайтесь". Фрэнк [Оттли, друг ЛаФаро] с хозяйкой ушли, а мы со Скоттом остались в гостиной, пили кофе, слушали пластинки. Я поставил Чета Бейкера, и вот вам ирония, Скотт сказал тогда: "Одна из величайших американских трагедий. Чет мог бы добиться такого же успеха, как Майлз, а вместо этого - наркотики, тюрьма, и все к черту". Часа через три Скотт был уже в сознании, но очень усталый. Когда эти вернулись, он настоял на том, чтобы сразу же ехать обратно, хотя мы пытались их оставить, дать ему отдохнуть немного. Ну, Скотт и Фрэнк влезли обратно в машину, огромный такой "Крайслер", контрабас в багажнике, и поехали к шоссе, по дороге номер 20. А потом я прочел, что они врезались в дерево, машина сгорела. Оба погибли."

Сэм Кольштейн выкупил останки контрабаса (гриф был разбит в щепки и сильно обгорел) на распродаже личных вещей ЛаФаро, но очень долгое время не хотел к нему даже прикасаться. И только когда прошло 25 лет, в 1986, его брат Барри уговорил его приняться за вторую реставрацию; через пару лет намечалась большая международная конференция басистов в Лос Анджелесе, которая должна была пройти под знаком памяти о ЛаФаро. Этих двух лет ему хватило.
( Read more... )

Верхняя дека - наборная, цельная пихта
Нижняя дека - цельный клен, эбонит по центральному шву
Обечайка - цельный клен, подобран к нижней деке
Гриф - копия оригинального Прескотта, выполнена Барри Кольштейном в 1987 г.
Колки - копия оригинальных Парсоновских
Лак - темно-янтарный
Мензура - 41 1/4 дюйма

Контрабас находится сейчас в семье Кольштейнов, и на продажу не предлагается. Инструмент был выставлен перед публикой единственный раз, для сбора средств в пользу благотворительного фонда Милта Хинтона (предоставляющего стипендии для молодых басистов).
( Read more... )