Раскручивая пружину (-2)

День 12.

Люксембург - несомненно, государство. Все эти шутки из детства (когда, разумеется, никакого Люксембурга не существовало) по поводу "не превышайте скорость, на повороте можно вылететь в Бельгию или Францию" совершенно неуместны, только по южной, широкой трети капли на карте ехать пришлось больше получаса. Минут сорок. Скорость нормальная. Всё, вроде бы, на месте - поля, шоссе, развязки, город всё время одесную (дома, трубы), на него указатели. Коровы. Если не муляжи, конечно. А осталась только эффектная, эфективная зона обслуживания. Народу много, толкучки нет. Заправились (бензин на одну пятую примерно дешевле), отъехали, моторы заглушили, пошли послушно в бетоно-стекляшку, в точности здание аэропорта. Паспортного контроля не видно (ну, это понятно, единая Европа), нет и прибывающих с багажом и тележками. Зато имеется дьюти-фри на втором этаже, и кафешка, с видом на взлётную полосу (без самолётов), на третьем. Собственных товаров в этой стране не производят (искал специально), всё, что есть в магазине - привозное, от соседей: бельгийское, голландское, понемногу французского и немецкого. Включая и салатики в ма-аленьких баночках. На табло вместо расписания - почему-то сводка закольцованно сменяющих друг друга сигаретных марок и цен: у нас на 5 евр дешевле, чем к югу отсюда, на 8 - чем севернее, и на целых 13 - чем на востоке. Побродив немного в поисках калитки на вылет, ошарашенные посетители вываливаются по машинам. Рванутся "тройки", словно. Ах, постоялые дворы.

Собор в Метце хорошо выглядит с шоссе, забитого голландцами (наверняка все, как один, потомки Гессевского - прародителя всей той части нации, которая мотается непонятно зачем вдали от van Gogh Museum, каналов, мельниц, сыра и деревянных башмаков; иной, похоже, биологически вид по сравнению с коренными, домосидящими, настоящими и давно возлюбленными) в прицепах, стремящимися втиснуться из четырёх полос в три и потом в две (с другой стороны - может быть, людей в этих машинах нет вовсе? Самодвижущиеся повозки с буквами NL на номерах). Закат, ремонт дороги, минус один увиденный город.

А утро наступает в Лионе, раннее, жаркое и влажное, перекрещенное наборными дощечками (да нет, досками скорее) жалюзи, которые каскадом низвергаются по всей длине окна, на цепи, намотанной на барабан, с приветливостью (и звуком) шипастых (nothing personal) средневековых ворот, управляемых командой слюнявых амбалов в обносках. Если обычно в гостиницах по окончании ночи будят коридоры, наполненные радостными воплями освобожденных (темницы рухнут) соседей, шарканьем ног и протестами чемоданов, то здесь - именно этот непонятный, неуместный, не-у-временный грохот, выдергивающий с неумолимой точностью каждый раз с самого края дремоты.

И, продолжая ассоциацию, идем выручать Гретхен, которая обреталась по необходимости в индивидуальном каменном мешке полуподземной стоянки. О том, чтобы ее там оставить (хотя, наверное, дешевле обошлось бы), как-то даже стыдно думать. Счастливо урча, устраивается на пятом этаже при вокзале, и заодно, проснувшись окончательно, сообщает, что А6 и А7, на Париж и Дижон (нам ведь туда, правда? Правда? Можно, нам будет туда?), у неё ну вот буквально под ногами. Выдыхаю; кажется, не обиделась девочка.

Автоматы в метро заманивают обещаниями договориться с моей кредиткой, но, конечно же, имеют в виду французские, с чипом-паучком, наши же, облизав, выплевывают; мелочь добывается путем покупки эспрессо за стойкой, сдачи хватает как раз на два безлимитных билета. Уцепившись за трос, трамвайчик доставляет прежде всего на гору, где привычный церковный новодел прилагается к невероятной панораме-перспективе, ей положено быть шумной и заставленной вспыхивающими мини- и макси-оптикой японцами, но - безжалостно безлюдное утро, и на широко раскинувшейся площадке скромно жмется группка соотечественников, а мы делаем гордый полукруг, как первый троллейбус перед Киевским вокзалом. Дальше - вниз, в поисках второй остановки, мимо античных развалин (древнеримские детские гробницы?). Ничего себе, вполне развалившиеся.

Рона и Сона, Сона и Рона, улицы и улочки, мосты, дождь, не-дождь, рынок, черешня (традиция); сонный (ронный?) Лион - наш за неявкой, никто не пришел сегодня его обтуристить, шикарный мальчик в шикарном кафе на набережной приносит меню, зная, что оно бесполезно: проблемы с электричеством, мсье, или с чем-то ещё, в общем, проблемы, ничего не готовим, нет, и лё сандвитч тоже, что, кофе? Mais oui, кофе можем, это уж я не знаю, что должно случиться, чтобы не могли кофе.

Так и повернулся город, наклонным рядом пластиковых цельнолитых сиденьиц в тихом, пустынном, солнечном ожидании трамвайчика.

Раскручивая пружину (-2)

День 12.

Люксембург - несомненно, государство. Все эти шутки из детства (когда, разумеется, никакого Люксембурга не существовало) по поводу "не превышайте скорость, на повороте можно вылететь в Бельгию или Францию" совершенно неуместны, только по южной, широкой трети капли на карте ехать пришлось больше получаса. Минут сорок. Скорость нормальная. Всё, вроде бы, на месте - поля, шоссе, развязки, город всё время одесную (дома, трубы), на него указатели. Коровы. Если не муляжи, конечно. А осталась только эффектная, эфективная зона обслуживания. Народу много, толкучки нет. Заправились (бензин на одну пятую примерно дешевле), отъехали, моторы заглушили, пошли послушно в бетоно-стекляшку, в точности здание аэропорта. Паспортного контроля не видно (ну, это понятно, единая Европа), нет и прибывающих с багажом и тележками. Зато имеется дьюти-фри на втором этаже, и кафешка, с видом на взлётную полосу (без самолётов), на третьем. Собственных товаров в этой стране не производят (искал специально), всё, что есть в магазине - привозное, от соседей: бельгийское, голландское, понемногу французского и немецкого. Включая и салатики в ма-аленьких баночках. На табло вместо расписания - почему-то сводка закольцованно сменяющих друг друга сигаретных марок и цен: у нас на 5 евр дешевле, чем к югу отсюда, на 8 - чем севернее, и на целых 13 - чем на востоке. Побродив немного в поисках калитки на вылет, ошарашенные посетители вываливаются по машинам. Рванутся "тройки", словно. Ах, постоялые дворы.

Собор в Метце хорошо выглядит с шоссе, забитого голландцами (наверняка все, как один, потомки Гессевского - прародителя всей той части нации, которая мотается непонятно зачем вдали от van Gogh Museum, каналов, мельниц, сыра и деревянных башмаков; иной, похоже, биологически вид по сравнению с коренными, домосидящими, настоящими и давно возлюбленными) в прицепах, стремящимися втиснуться из четырёх полос в три и потом в две (с другой стороны - может быть, людей в этих машинах нет вовсе? Самодвижущиеся повозки с буквами NL на номерах). Закат, ремонт дороги, минус один увиденный город.

А утро наступает в Лионе, раннее, жаркое и влажное, перекрещенное наборными дощечками (да нет, досками скорее) жалюзи, которые каскадом низвергаются по всей длине окна, на цепи, намотанной на барабан, с приветливостью (и звуком) шипастых (nothing personal) средневековых ворот, управляемых командой слюнявых амбалов в обносках. Если обычно в гостиницах по окончании ночи будят коридоры, наполненные радостными воплями освобожденных (темницы рухнут) соседей, шарканьем ног и протестами чемоданов, то здесь - именно этот непонятный, неуместный, не-у-временный грохот, выдергивающий с неумолимой точностью каждый раз с самого края дремоты.

И, продолжая ассоциацию, идем выручать Гретхен, которая обреталась по необходимости в индивидуальном каменном мешке полуподземной стоянки. О том, чтобы ее там оставить (хотя, наверное, дешевле обошлось бы), как-то даже стыдно думать. Счастливо урча, устраивается на пятом этаже при вокзале, и заодно, проснувшись окончательно, сообщает, что А6 и А7, на Париж и Дижон (нам ведь туда, правда? Правда? Можно, нам будет туда?), у неё ну вот буквально под ногами. Выдыхаю; кажется, не обиделась девочка.

Автоматы в метро заманивают обещаниями договориться с моей кредиткой, но, конечно же, имеют в виду французские, с чипом-паучком, наши же, облизав, выплевывают; мелочь добывается путем покупки эспрессо за стойкой, сдачи хватает как раз на два безлимитных билета. Уцепившись за трос, трамвайчик доставляет прежде всего на гору, где привычный церковный новодел прилагается к невероятной панораме-перспективе, ей положено быть шумной и заставленной вспыхивающими мини- и макси-оптикой японцами, но - безжалостно безлюдное утро, и на широко раскинувшейся площадке скромно жмется группка соотечественников, а мы делаем гордый полукруг, как первый троллейбус перед Киевским вокзалом. Дальше - вниз, в поисках второй остановки, мимо античных развалин (древнеримские детские гробницы?). Ничего себе, вполне развалившиеся.

Рона и Сона, Сона и Рона, улицы и улочки, мосты, дождь, не-дождь, рынок, черешня (традиция); сонный (ронный?) Лион - наш за неявкой, никто не пришел сегодня его обтуристить, шикарный мальчик в шикарном кафе на набережной приносит меню, зная, что оно бесполезно: проблемы с электричеством, мсье, или с чем-то ещё, в общем, проблемы, ничего не готовим, нет, и лё сандвитч тоже, что, кофе? Mais oui, кофе можем, это уж я не знаю, что должно случиться, чтобы не могли кофе.

Так и повернулся город, наклонным рядом пластиковых цельнолитых сиденьиц в тихом, пустынном, солнечном ожидании трамвайчика.