(no subject)
Oct. 24th, 2004 10:42 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
a7sharp9 О старых тропах, скорее всего, должны знать мужчины, сообщила мне дочь хозяйки; надо спросить у них утром, перед тем, как им отправляться на работу.
Всю ночь дождевые потоки, выбиваясь из дыр в водосточной трубе, хлестали в мое окно. Девушка забыла упомянуть, что на работу мужчины отправляются дружными рядами в половине седьмого утра, а я к семи еле-еле выдрал себя из постели и проковылял вниз по лестнице и через двор к завтраку.
Может быть, что-нибудь о старых тропах может рассказать ее мать? Нет, мать о них и понятия не имеет, и кроме того, она с утренним автобусом отбыла в Нобэока. Но, вероятно, она сама девочкой играла в тех местах, или же поднималась на холмы в поисках бамбука в полосочку? Нет. То есть, скорее да. Но она совершенно не представляет, по каким из этих троп (а дорогами их и в самом деле назвать было невозможно) можно добраться до самой Сисигава. Она ни разу не слышала, чтобы кто-то шел отсюда туда. Троп через холмы было предостаточно - оставленных дровосеками, охотниками, собирателями, угольщиками. Но насколько ей было известно, все они карабкались какое-то время между деревьями, а потом обрывались. Лучшим, с ее точки зрения, выходом из моего положения было бы посидеть спокойно в ресторанчике до полудня, а к тому времени кто-нибудь из мужчин вернется пообедать. Я отметил, что если я последую ее совету, то у меня не останется времени, чтобы последовать совету вернувшихся мужчин. Надо же, и действительно, радостно признала она, и преподнесла мне миску супа из водорослей.
В конце концов мне удалось убедить ее позвонить одному знакомому из Нижней Хори, который кое-что понимал в здешних тропах (им оказался давешний хозяин винного магазина), и он поделился со мной следующей премудростью: не стоит к ним даже и близко подходить. Летом они полностью зарастают. По той из них, которая мне нужна, никто не ходил уже лет двадцать, не меньше. И кроме того, все эти горные тропинки так и кишат…
- Да, да. Осами и гадюками.
В девять я пренебрег сразу всеми данными мне рекомендациями и вышел на поиски давно потерянных следов Сайго. Я знал (из местных учебников истории), что Сайго, как и я, провел ночь на 20-е августа в Верхней Хори, и что останавливался он при этом у некоего Оно Кимаёси, в доме, местонахождение которого было для девочки из ресторана такой же тайной, как и тропы, которым положено было начинаться прямо у нее во дворе. По прямой до Верхней Сисигава, которой Сайго достиг в тот же день к вечеру, было не больше девяти километров. На самой крупномасштабной из моих карт неразборчивый пунктир соединял Верхнюю Хори и Верхнюю Сисигава через гребень массива холмов, забираясь при этом на вершину одного из них, высотой в 1103 метра. В этом месте рядом с пунктиром даже стояла подпись "Перевал Сисигава", и, поскольку на карте имелась дата всего девятимесячной давности, у меня не было причин в ней сомневаться.
Последним человеком, у которого я спросил дорогу перед тем, как выйти за пределы деревеньки, была краснолицая, помятая старушка, которая беззаботно указала мне сразу в нескольких направлениях. На карте из Верхней Хори расходились четыре пунктирные линии.
- Которая из них ведет в Сисигава?
- Вот эта, - сказала она, показывая на все по очереди.
- По ней можно пройти?
- Конечно, нет! Никак нельзя.
Я решил, что самой многообещающей была дорожка, тянувшаяся вдоль толстенной пластиковой трубы, по которой в деревню с холмов поступала вода. Черного цвета труба, проложенная то у самой земли, то между верхними ветками деревьев, подергивалась и вздыхала, как загнанный зверь, каждый раз, когда где-то открывался кран и выпускал понемногу ее содержимое. Однако очень скоро моя тропинка слилась с расхлябанной немощеной дорогой, которой на новенькой карте не было и в помине. Я тащился вдоль нее минут сорок, следуя всем поворотам и изгибам, которыми она обнимала холмы вместо того, чтобы идти прямо вверх, как старые тропы. Потом она разделилась, в одну сторону виднелся крутой спуск, в другую - хотя и постепенный, но подъем. Сориентироваться на дороге, которая так извивалась, было невозможно - в среднем через каждые минут пятнадцать мне приходилось шагать в противоположном направлении. Из двух дорог я выбрал верхнюю, и топал еще пятьдесят минут, пока она не кончилась у вырубленной просеки. Две женщины в тренировочных костюмах, кашне и черных резиновых ботах с отдельными большими пальцами сидели у кипящего на костре закопченного котелка, поедая помидоры.
- Нет, это совсем не та дорога, - сказала одна из них. - Ту теперь и не найдешь, только время терять. Как вот такую построят, для машин, так уже не разобрать, где старая тропа начинается или кончается.
- С нами-то что и разговаривать, - добавила другая. - Мы, женщины, вообще ничего не знаем. Если что-то про дороги или тропы, тут надо мужчин спрашивать, вот какое дело.
- А вы ведь иностранец? - робко спросила первая, после того, как мы оживленно болтали в течение пяти минут.
- Несомненно, - сказал я.
- Хммм, - сказала вторая, и протянула мне кружку ледяной воды с сахаром и обломок пирога.
Они ждали мужей, объяснила она, которые ушли в лес распиливать поваленные деревья. Я мог бы посидеть с ними до вечера, если мне хочется, а потом мужчины вернутся и подвезут меня в грузовике вниз.
Я поблагодарил за пирог и пошлепал в направлении Верхней Хори.
К полудню я уже сидел в ресторанчике за кружкой бочкового "Кирин", и наблюдал, как школьница запекает для меня форель, рассеянно напевая что-то под нос. Что же я стану теперь делать, поинтересовалась она. Выпью еще две кружки, объяснил я, съем еще одну рыбину, натяну ботинки и отмерю тридцать километров обратно к Нобэока.
- Вот как, - сказала она, и премило улыбнулась, улыбкой, которую сестры в психиатрических больницах приберегают для самых безнадежных.
- Счастливого пути, - пискнула она мне в спину, когда я встал на единственную, как оказалось, дорогу, при помощи которой ее магазин сообщался с внешним миром, ту же самую, по которой я взобрался сюда накануне. Я миновал винный с отличным ассортиментом, ругался, бормотал, плавал, чудом не наступил на метровую змею, отказался от помощи дровосеков в грузовичке, прошел мимо дорожных рабочих, дремлющих в точно тех же позах, в которых занимались этим сутками раньше, и мимо двух полицейских в серых мундирах и шлемах, расставленных по обоим концам ремонтируемого участка, которые при помощи рации охраняли безмятежный сон рабочих от несуществующего автомобильного движения. Я повстречал двух школьниц, они поклонились и дружно сказали: "О-каэри насай" (так детям в этих местах велено приветствовать старших, и означает это, в приблизительном переводе, "с возвращением"), а потом - двух мальчишек постарше, они хихикали и кричали: "Гайдзин!". Я выпил бутылку пива за покрытым клеенкой столом в крохотной бакалее на хуторе Мёмати, нанюхался поспевающего риса до оскомины во рту, полюбовался на птиц, выклевывающих рыбу из серебристой речной воды, и разминулся с мужчиной, который прогуливал собак с вывешенными языками, заставляя их бежать на поводке за его мопедом. С наступлением темноты я, пошатываясь, брел знакомыми переулками мимо нейлоновой фабрики. За три дня я одолел девяносто пять километров, и прибыл в точности туда, откуда вышел.
Этим вечером, спускаясь к ужину в ресторан, я чувствовал невероятную усталость, и, запнувшись о стопку пустых ящиков у двери, вынес ее и еще десяток бутылок из-под сётю на улицу. За столом я уронил плошку с рисом в миску с соусом, и взгляд официантки, поспешившей ко мне, чтобы ликвидировать аварию, выдавал долгие часы репетиций перед зеркалом на случай появления особенно буйного пьяницы. Громкоговорители вдоль аркады продолжали передавать Пола Анку, и в кофейне я заснул над чашкой отличного танзанийского кофе под звуки оркестровой обработки "Однажды волшебным вечером". Следующим утром мне не оставалось ничего другого, как направиться прямиком к городу Такатио, лежавшему в пятидесяти пяти километрах отсюда по шоссе №218, согласно дорожным знакам. Сайго вышел в Такатио 21-го августа, и, если бросить наконец затею со старыми тропами и держаться оживленного шоссе, по моим расчетам я мог оказаться там к утру 23-го. Мозоли на пятках оживленно заспорили, предлагая 24-е, и к ним сразу же присоединились другие, поменьше, натертые между пальцами. Бедра, колени, икры и лодыжки выступали за 25-е. К черту, подумал я, встал, чтобы покинуть кофейню, и легонько оперся о пальму в кадке у входа. Сайго опережал меня уже на пятьдесят восемь часов, и, если послушать мои ноги, туда ему была и дорога.
<== Раньше *** К оглавлению *** Дальше ==>
Всю ночь дождевые потоки, выбиваясь из дыр в водосточной трубе, хлестали в мое окно. Девушка забыла упомянуть, что на работу мужчины отправляются дружными рядами в половине седьмого утра, а я к семи еле-еле выдрал себя из постели и проковылял вниз по лестнице и через двор к завтраку.
Может быть, что-нибудь о старых тропах может рассказать ее мать? Нет, мать о них и понятия не имеет, и кроме того, она с утренним автобусом отбыла в Нобэока. Но, вероятно, она сама девочкой играла в тех местах, или же поднималась на холмы в поисках бамбука в полосочку? Нет. То есть, скорее да. Но она совершенно не представляет, по каким из этих троп (а дорогами их и в самом деле назвать было невозможно) можно добраться до самой Сисигава. Она ни разу не слышала, чтобы кто-то шел отсюда туда. Троп через холмы было предостаточно - оставленных дровосеками, охотниками, собирателями, угольщиками. Но насколько ей было известно, все они карабкались какое-то время между деревьями, а потом обрывались. Лучшим, с ее точки зрения, выходом из моего положения было бы посидеть спокойно в ресторанчике до полудня, а к тому времени кто-нибудь из мужчин вернется пообедать. Я отметил, что если я последую ее совету, то у меня не останется времени, чтобы последовать совету вернувшихся мужчин. Надо же, и действительно, радостно признала она, и преподнесла мне миску супа из водорослей.
В конце концов мне удалось убедить ее позвонить одному знакомому из Нижней Хори, который кое-что понимал в здешних тропах (им оказался давешний хозяин винного магазина), и он поделился со мной следующей премудростью: не стоит к ним даже и близко подходить. Летом они полностью зарастают. По той из них, которая мне нужна, никто не ходил уже лет двадцать, не меньше. И кроме того, все эти горные тропинки так и кишат…
- Да, да. Осами и гадюками.
В девять я пренебрег сразу всеми данными мне рекомендациями и вышел на поиски давно потерянных следов Сайго. Я знал (из местных учебников истории), что Сайго, как и я, провел ночь на 20-е августа в Верхней Хори, и что останавливался он при этом у некоего Оно Кимаёси, в доме, местонахождение которого было для девочки из ресторана такой же тайной, как и тропы, которым положено было начинаться прямо у нее во дворе. По прямой до Верхней Сисигава, которой Сайго достиг в тот же день к вечеру, было не больше девяти километров. На самой крупномасштабной из моих карт неразборчивый пунктир соединял Верхнюю Хори и Верхнюю Сисигава через гребень массива холмов, забираясь при этом на вершину одного из них, высотой в 1103 метра. В этом месте рядом с пунктиром даже стояла подпись "Перевал Сисигава", и, поскольку на карте имелась дата всего девятимесячной давности, у меня не было причин в ней сомневаться.
Последним человеком, у которого я спросил дорогу перед тем, как выйти за пределы деревеньки, была краснолицая, помятая старушка, которая беззаботно указала мне сразу в нескольких направлениях. На карте из Верхней Хори расходились четыре пунктирные линии.
- Которая из них ведет в Сисигава?
- Вот эта, - сказала она, показывая на все по очереди.
- По ней можно пройти?
- Конечно, нет! Никак нельзя.
Я решил, что самой многообещающей была дорожка, тянувшаяся вдоль толстенной пластиковой трубы, по которой в деревню с холмов поступала вода. Черного цвета труба, проложенная то у самой земли, то между верхними ветками деревьев, подергивалась и вздыхала, как загнанный зверь, каждый раз, когда где-то открывался кран и выпускал понемногу ее содержимое. Однако очень скоро моя тропинка слилась с расхлябанной немощеной дорогой, которой на новенькой карте не было и в помине. Я тащился вдоль нее минут сорок, следуя всем поворотам и изгибам, которыми она обнимала холмы вместо того, чтобы идти прямо вверх, как старые тропы. Потом она разделилась, в одну сторону виднелся крутой спуск, в другую - хотя и постепенный, но подъем. Сориентироваться на дороге, которая так извивалась, было невозможно - в среднем через каждые минут пятнадцать мне приходилось шагать в противоположном направлении. Из двух дорог я выбрал верхнюю, и топал еще пятьдесят минут, пока она не кончилась у вырубленной просеки. Две женщины в тренировочных костюмах, кашне и черных резиновых ботах с отдельными большими пальцами сидели у кипящего на костре закопченного котелка, поедая помидоры.
- Нет, это совсем не та дорога, - сказала одна из них. - Ту теперь и не найдешь, только время терять. Как вот такую построят, для машин, так уже не разобрать, где старая тропа начинается или кончается.
- С нами-то что и разговаривать, - добавила другая. - Мы, женщины, вообще ничего не знаем. Если что-то про дороги или тропы, тут надо мужчин спрашивать, вот какое дело.
- А вы ведь иностранец? - робко спросила первая, после того, как мы оживленно болтали в течение пяти минут.
- Несомненно, - сказал я.
- Хммм, - сказала вторая, и протянула мне кружку ледяной воды с сахаром и обломок пирога.
Они ждали мужей, объяснила она, которые ушли в лес распиливать поваленные деревья. Я мог бы посидеть с ними до вечера, если мне хочется, а потом мужчины вернутся и подвезут меня в грузовике вниз.
Я поблагодарил за пирог и пошлепал в направлении Верхней Хори.
К полудню я уже сидел в ресторанчике за кружкой бочкового "Кирин", и наблюдал, как школьница запекает для меня форель, рассеянно напевая что-то под нос. Что же я стану теперь делать, поинтересовалась она. Выпью еще две кружки, объяснил я, съем еще одну рыбину, натяну ботинки и отмерю тридцать километров обратно к Нобэока.
- Вот как, - сказала она, и премило улыбнулась, улыбкой, которую сестры в психиатрических больницах приберегают для самых безнадежных.
- Счастливого пути, - пискнула она мне в спину, когда я встал на единственную, как оказалось, дорогу, при помощи которой ее магазин сообщался с внешним миром, ту же самую, по которой я взобрался сюда накануне. Я миновал винный с отличным ассортиментом, ругался, бормотал, плавал, чудом не наступил на метровую змею, отказался от помощи дровосеков в грузовичке, прошел мимо дорожных рабочих, дремлющих в точно тех же позах, в которых занимались этим сутками раньше, и мимо двух полицейских в серых мундирах и шлемах, расставленных по обоим концам ремонтируемого участка, которые при помощи рации охраняли безмятежный сон рабочих от несуществующего автомобильного движения. Я повстречал двух школьниц, они поклонились и дружно сказали: "О-каэри насай" (так детям в этих местах велено приветствовать старших, и означает это, в приблизительном переводе, "с возвращением"), а потом - двух мальчишек постарше, они хихикали и кричали: "Гайдзин!". Я выпил бутылку пива за покрытым клеенкой столом в крохотной бакалее на хуторе Мёмати, нанюхался поспевающего риса до оскомины во рту, полюбовался на птиц, выклевывающих рыбу из серебристой речной воды, и разминулся с мужчиной, который прогуливал собак с вывешенными языками, заставляя их бежать на поводке за его мопедом. С наступлением темноты я, пошатываясь, брел знакомыми переулками мимо нейлоновой фабрики. За три дня я одолел девяносто пять километров, и прибыл в точности туда, откуда вышел.
Этим вечером, спускаясь к ужину в ресторан, я чувствовал невероятную усталость, и, запнувшись о стопку пустых ящиков у двери, вынес ее и еще десяток бутылок из-под сётю на улицу. За столом я уронил плошку с рисом в миску с соусом, и взгляд официантки, поспешившей ко мне, чтобы ликвидировать аварию, выдавал долгие часы репетиций перед зеркалом на случай появления особенно буйного пьяницы. Громкоговорители вдоль аркады продолжали передавать Пола Анку, и в кофейне я заснул над чашкой отличного танзанийского кофе под звуки оркестровой обработки "Однажды волшебным вечером". Следующим утром мне не оставалось ничего другого, как направиться прямиком к городу Такатио, лежавшему в пятидесяти пяти километрах отсюда по шоссе №218, согласно дорожным знакам. Сайго вышел в Такатио 21-го августа, и, если бросить наконец затею со старыми тропами и держаться оживленного шоссе, по моим расчетам я мог оказаться там к утру 23-го. Мозоли на пятках оживленно заспорили, предлагая 24-е, и к ним сразу же присоединились другие, поменьше, натертые между пальцами. Бедра, колени, икры и лодыжки выступали за 25-е. К черту, подумал я, встал, чтобы покинуть кофейню, и легонько оперся о пальму в кадке у входа. Сайго опережал меня уже на пятьдесят восемь часов, и, если послушать мои ноги, туда ему была и дорога.
<== Раньше *** К оглавлению *** Дальше ==>