(no subject)

В еще один венский вечер попал на последний в сезоне концерт органной музыки в Михаэлеркирхе (на круглой площади в конце Кольмаркт, уже перед дворцом). Орган начала XVII в., и давали позднее Возрождение и ранее барокко; из четырех имен знакомы были только два, Фрескобальди и Доулэнд (Flow my tears, естественно).

Перед началом куратор, для пары десятков пришедших, коротко рассказал вообще о серии этих концертов, об исполнителях и немного о программе. На пяти языках. Немецкий, итальянский, английский, французский и голландский. На каждом из языков увлекался и начинал уходить куда-то в сторону, и всякий раз в иную (что естественно). Он даже разно волновался. Полная противоположность той девушке, что "с безукоризненным произношением... назвала по-английски, по-фламандски и по-немецки размеры каменных плит и ширину древнеримской улицы".

А я сидел на уголке скамьи и думал под музыку даже не об этом, а о том, как привык к блестящим трубам - впереди меня, на заднике сцены. Подход агностика. Концерт в церкви ставит перед необходимостью осознать вторичную, подчиненную роль органа; когда входишь, перед тобой естественным образом оказывается алтарь, трубы же дуют в спину извлекаемой музыкой, подпирая, приподнимая немного над мозаикой под ногами, призывая идти вперед. Главное - там. Инструмент, но не в смысле музыкальный, а в смысле - орудие, удлинение Его руки, как молоток у плотника. Потому же и не видно органиста (спиной, на возвышении, но при этом достаточно низко, чтобы снизу голова даже не показывалась над ограждением): он тоже - инструмент, не человек.

Собственно, оборачиваться не следует вовсе. Единственный момент, когда горный рельеф, из которого истекают последние аккорды, вообще оказывается в поле зрения - это при выходе, когда божественное уже свершено и свернуто, только тогда орган получает, наконец, визуальный образ и частичку внимания, но пользуется ими только для того, чтобы напомнить о только что происшедшем, является лишь многоголосым эхом.

(no subject)

В еще один венский вечер попал на последний в сезоне концерт органной музыки в Михаэлеркирхе (на круглой площади в конце Кольмаркт, уже перед дворцом). Орган начала XVII в., и давали позднее Возрождение и ранее барокко; из четырех имен знакомы были только два, Фрескобальди и Доулэнд (Flow my tears, естественно).

Перед началом куратор, для пары десятков пришедших, коротко рассказал вообще о серии этих концертов, об исполнителях и немного о программе. На пяти языках. Немецкий, итальянский, английский, французский и голландский. На каждом из языков увлекался и начинал уходить куда-то в сторону, и всякий раз в иную (что естественно). Он даже разно волновался. Полная противоположность той девушке, что "с безукоризненным произношением... назвала по-английски, по-фламандски и по-немецки размеры каменных плит и ширину древнеримской улицы".

А я сидел на уголке скамьи и думал под музыку даже не об этом, а о том, как привык к блестящим трубам - впереди меня, на заднике сцены. Подход агностика. Концерт в церкви ставит перед необходимостью осознать вторичную, подчиненную роль органа; когда входишь, перед тобой естественным образом оказывается алтарь, трубы же дуют в спину извлекаемой музыкой, подпирая, приподнимая немного над мозаикой под ногами, призывая идти вперед. Главное - там. Инструмент, но не в смысле музыкальный, а в смысле - орудие, удлинение Его руки, как молоток у плотника. Потому же и не видно органиста (спиной, на возвышении, но при этом достаточно низко, чтобы снизу голова даже не показывалась над ограждением): он тоже - инструмент, не человек.

Собственно, оборачиваться не следует вовсе. Единственный момент, когда горный рельеф, из которого истекают последние аккорды, вообще оказывается в поле зрения - это при выходе, когда божественное уже свершено и свернуто, только тогда орган получает, наконец, визуальный образ и частичку внимания, но пользуется ими только для того, чтобы напомнить о только что происшедшем, является лишь многоголосым эхом.